Зимняя сказка
В ночь на 7 января (25 декабря у католиков и протестантов) повсюду, где преобладает христианство, празднуют Рождество. В эту ночь… …в Вифлееме родился младенец Иисус, и с тех пор Рождество отмечается как один из самых главных христианских праздников.

История

Точная дата рождения Иисуса Христа нигде не упоминается. Известно лишь, что 25 декабря исполняется 9 месяцев с момента Благовещения.

История же свидетельствует о том, что в конце декабря — начале января праздновались рождения богов во многих дохристианских религиях. Известно, что уже в 3-м тысячелетии до нашей эры шумеры отмечали рождение Таммуза — бога плодородия. Эллины 20 декабря справляли праздник Диониса — бога плодоносящих сил земли, виноградников и виноделия. В северных скандинавских странах существовал праздник зимней ночи, который начинался в октябре сразу по окончании полевых работ и заканчивался 12 января.

Раннее христианство отмечало 6 января как тройной праздник — Рождество, Богоявление и Крещение, поскольку считалось, что Иисус стал богом в час своего крещения, а до этого оставался простым смертным. Но в конце 3-го — начале 4-го столетия побеждает учение о том, что Иисус был богом изначально, и западная церковь устанавливает новую дату празднования — 25 декабря. Узаконен этот день был в 431 году на Эфесском Соборе. Рождество пришло на Русь вместе с христианством в X веке, где слилось с древнеславянским праздником в честь духов-предков.

Так как Украинская православная церковь пользуется юлианским календарем, который на 13 дней отстает от григорианского, в нашей стране праздник Рождества отмечают 7 января.

Как справлять

Накануне Рождества, 6 января, наступает сочельник — самый голодный день Рождественского поста. Сочельником он называется от обычая употреблять в этот день сочиво — зерна злаков, обычно пшеницы или риса, замоченных в воде. В сочельник необходимо полное воздержание от пищи до тех пор, пока на небе не появится первая звезда, символизирующая рождение Иисуса.

В старину, как только показывалась «prima astra», ужинали разрешенной церковным уставом бедной кутьей, которая представляла собой сушеные хлебные зерна, размоченные водой. Затем вся семья отправлялась в церковь на рождественскую службу. И лишь возвратясь после церкви, накрывали праздничный стол. На столе раскидывали сено или солому, символизирующие ясли, в которых родился Иисус. Перед началом трапезы хозяин зажигал свечи у образов и произносил молитву, и только после этого все принимались за еду.

Непременным блюдом на рождественском столе была богатая кутья — это разваренные пшеничные или рисовые зерна с медом и растертым маком. Другим обязательным блюдом был узвар — фруктовый компот. И кутья и взвар имели символическое значение. Кутью ели при поминовении усопших, а взвар — при рождении ребенка. Соединение этих блюд означало рождение и смерть Христа.

К Рождеству, по старинному обычаю, из пшеничного теста готовили фигурки животных — коз, коров, овец, кур и гусей. Эти фигурки потом рассылали в качестве подарков.

Святки

С приходом рождественской ночи начинаются святки. Длятся они с 7 по 19 января. В это время нечистая сила — всякие колдуны, ведьмы и разнообразные гадкие духи — особенно активна. Именно поэтому на святки принято гадать.

Кроме обычной нечистой силы в легендах и повериях присутствуют так называемые святочные духи, которые не могут появляться ни в какое другое время. Например, на святки можно встретить Маланку. Это «отвратительного вида старуха», которая пристает ко всем с загадками и каверзными вопросами. И если не ответить на ее вопросы, она заставит вас остаться с ним навсегда. Живет Маланка в неосвященных домах.

Там же обитают и святочницы — злобные существа, покрытые с головы до ног густыми волосами. У них огромные руки с длинными ногтями, которыми они разрывают людей на части. Святочницы не умеют разговаривать, а только поют без слов и пляшут. Но у этих чудовищ есть одна слабость — эти духи очень кокетливы и от них можно откупиться украшениями.

Но в святки активны не только злые, но и добрые духи. Они предупреждают об опасности и могут уберечь от проделок нечисти. Например, известны сказки о том, как добрые лесные духи выводили из чащи людей, заблудившихся благодаря злым «коллегам».

Коляда

Так назывался старинный обряд прославления праздника Рождества. В святочные дни народ не спал, а ходил из дома в дом наряженный в маскарадные костюмы, распевая колядки — старинные рождественские песни.

Колядование начинали дети, молодые парни и девушки. Они распевали под окнами домов колядки и получали за это различное угощение от хозяев.

Даже цари ходили к своим подданным поздравить и поколядовать. Праздничная процессия двигалась с бумажной звездой и вертепом (раскрашенным ящиком в два яруса). С помощью деревянных фигурок в нем разыгрывались символические сценки на мотив Рождества.

В Греции, на святой горе Афон, где расположены православные мужские монастыри, собраны редчайшие христианские святыни. Среди них - дары волхвов, принесенные Богомладенцу Иисусу в день Его Рождества.
   Есть место, где вот уже тысячу лет не ступала женская нога и никогда не ступит. Ни деньги, ни связи, ни особое положение в обществе не помогут. Нельзя. Сама Божия Матерь благословила так и назвала святую гору Афон своим уделом. Здесь подвизаются только православные монахи-мужчины - сербы, греки, болгары, румыны, русские. Здесь даже животные мужского пола. И именно здесь, в монастыре святого Павла Афонского, мудрым промыслом Божьим хранятся великие святыни - дары волхвов, тех самых мудрецов, ученых старцев, которые пошли по путеводной звезде, и привела их та звезда в Вифлеем, в пещеру к новорожденному Богомладенцу.

 Дары волхвов - это золото, ладан и смирна. Что такое золото, объяснять не надо. Ладан - ароматическая смола особого дерева, очень дорогая, ее подносили в древности царям в знак особого благоговения. А смирна? Дорогое благовонное масло, им помазывали умерших. Итак, золото - Царю, ладан - Богу, смирну - Человеку. Как, в каком виде дошли до нас Дары волхвов? Золото - двадцать восемь небольших пластин разной формы - трапеция, четырехугольник, многоугольник... На каждой - тончайший филигранный орнамент, он ни разу не повторяется. Ладан и смирна - небольшие, величиной с маслину, шарики, их около семидесяти. Эти сокровища хранятся в монастыре с особым тщанием. Ценность их не только духовная, но и историческая, археологическая, неизмерима, потому и помещены они в небольшие ковчеги-мощевики и находятся в разных местах.

  Честные Дары волхвов Матерь Божия бережно хранила всю жизнь. А незадолго до своего Успения, зная, что земная Ее жизнь заканчивается, передала Дары вместе со своим Поясом и Ризой Иерусалимской Церкви, где они и хранились до 400 года. Византийский император Аркадий перенес Дары в Константинополь для освящения новой столицы империи. Потом они попадают в город Никею и около шестидесяти лет находятся там. Когда из Константинополя были изгнаны латиняне, Дары возвращаются в столицу, а после падения Византии в 1453 году отправляются на Афон в монастырь святого Павла. Их привезла туда сербская царевна Мария. Монахи не позволили ей войти в монастырь, а встретили ее за воротами обители. Она встала на колени перед монахами и вручила им Дары. Теперь на этом месте сооружен крест, он так и называется - Царицын. Позже рядом поставили часовню, внутри которой изображена встреча иноками великой святыни.

  От Честных Даров и поныне исходит удивительное благоухание. Говорят, что описать его невозможно. Иногда Дары выносят из монастырской ризницы для поклонения паломникам, и благоуханием наполняется вся церковь. Монахи-святогорцы заметили, что Честные Дары исцеляют одержимых нечистыми духами. Совсем недавно, в 1985 году, Дары отправились в греческий город Салоники для поклонения в новой церкви. На паперти собралось несколько бесноватых, они рычали, душераздирающе кричали. Одну женщину вели к Дарам, она остановилась, стала упираться, четверо крепких мужчин не могли сдвинуть ее с места, она кричала: "Убирайся прочь, Младенец Вифлеемский!" Ее подвели к ковчегу с силой, она упала ничком, лицом в пол, монах взял цветок, украшавший ковчег с Дарами, перекрестил им несчастную. Другой монах поднял ковчег и издали перекрестил ее. Бесноватая вновь стала кричать, лаять, рычать. Наконец ее подтащили к святыне, бесноватая замолкла, несколько минут лежала, как мертвая, потом поднялась, медленно вышла из церкви. На другой день опять появилась и на этот раз уже без всяких препятствий приложилась к святыне.

  "...И вошедши в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и падши поклонились Ему; и открывши сокровища свои, принесли Ему дары..." - читаем мы в Евангелии от Матфея. Было волхвов трое, предание сохранило имена. Одного звали Валтасар, другого - Гаспар, третьего - Мельхиор. Их мощи покоятся сейчас в К?льнском соборе. Волхвы не с пустыми руками пришли в Вифлеем, с дорогими подарками. А с чем пришли к великому Рождеству мы? "Радость моя, стяжи мирный дух и возле тебя спасутся тысячи", - говорит великий подвижник благочестия Серафим Саровский.

 Праздник Рождества дает конкретный "рецепт" стяжания мирного духа. Вспомним, что к Вифлеемской пещере первыми, еще до волхвов, пришли пастухи - простые, бесхитростные, чистые сердцем. Вот это - чистое сердце и простота - и есть самое необходимое на дороге к Богу. А уж потом волхвы - мудрые, знающие, степенные. Всех ведет за собой вифлеемская звезда - и волхвов, и пастухов, и продавщиц коммерческих палаток, и звезд эстрады, и дворников, и массажистов, и учителей. И свет ее - всем поровну.
 

Рождественский рассказ
Рождественская  сказка.

Рождественский рассказ популярен во всем мире. В этом жанре сложились устойчивые каноны: его темами становятся несчастье, испытание, несправедливость или болезнь, преодолевающиеся чудом рождественской ночи. Ведущие мотивы рождественского рассказа - торжество добра, любви и милосердия.

Денек выдался серым, пасмурным и на редкость бестолковым. Снег сыпал и сыпал, весь белый свет был задернут полупрозрачным кружевным занавесом, почти неподвижным, снежинки словно остановились в воздухе и время, казалось, остановилось. Но так только казалось. Потому что неугомонный человеческий муравейник большого города непрерывно куда-то двигался, торопился, суетился. Был канун Рождества.

Зойка с самого утра была на взводе. Муженек дражайший, обещавший к празднику вернуться с шабашки, не приехал и не позвонил даже. У деток-милашек налицо были все признаки предканикулярного психоза, предвкушая двухнедельную вольницу, они переругивались и задирали друг дружку больше обычного, чем взвинтили мамаше нервы похлеще дозы адреналина. А бригада ее бравых дворников явилась на работу в предпраздничном подпитии, и Зойка шумно гоняла всех и ругалась, и плевалась в отчаянии, а они ржали и отбрехивались беззлобно - что еще делать дворнику в такую-то погоду?

Выругавшись всласть, Зойка взяла лопату и вышла из подсобки. Да уж, в такую погоду чистить снег - мартышкин труд. Из подсобки слышны были хохот и взвизгивание. Видно мужики травили анекдоты и тискали мимоходом полупьяных дворничих.

- Тьфу! - плюнула Зойка и пошла по наполовину засыпанной снегом тропинке подальше от этого вертепа.

Сунула лопату в сугроб, оперлась на нее, закрыла глаза.

Что-то необыкновенное было в этом дне, контраст чистоты и серой обыденности, покоя и какого-то тревожного ожидания не то радости, не то беды. Или даже чуда .

- Эгей, бригадирша! - вывалилась из подсобки шумная компания.

- Тьфу на вас! Чего орете? - вздрогнула Зойка.

- С конторы позвонили, денежки тю-тю. Получки не дадут.

- Шабаш по домам, бабы, так и растак эту контору! - Мужики были уже никакие. Кажется, добавили в подсобке. По всему было видно, что бравая ее бригада ни к труду, ни к обороне сегодня не годится.

- Ладно, - устало махнула рукой бригадирша, - шабаш по домам.

Бабы еще побалаганили немного, повозмущались, мол, что за праздник без денег, но больше так, без злости, лишь бы выпустить пар. Привыкать им, что ли, к безденежью? Почитай, полжизни так живем.

Зойка неспешно пошла в подсобку: переодеться, запереть инвентарь. Хмыкнула сама себе - вот тебе и радость. Какие уж тут чудеса в наше-то время?

Пока ехала в троллейбусе, все соображала, у кого перехватить бы денег до получки, и когда дадут эту получку, уж сколько под нее наперехватывала. Хоть бы Николай приехал скорей, да деньжат побольше привез, вздохнули бы посвободнее, а то дети обносились, да и ремонт бы небольшой не помешал, а то все не как у людей.

Мысли мешались одна с другой, сбивались, возвращались по давно известному кругу, но за ними, где-то далеко и глубоко, дрожало, как пузырек в стакане шипучего вина, странное и необъяснимое ожидание. чего?

Выйдя из троллейбуса, машинально повернула к гастроному, на ходу прикидывая скудный бюджет, зашла, купила полкило колбасы, яиц, хлеба. По дороге домой утешала сама себя, что еще и осталось кое-что, на пару-тройку дней ей с ребятами хватит. А там, глядишь, отец вернется, пора бы уже, шутка ли, четыре месяца детей не видал, может, приженился где, гад такой, у них это быстро.

От такого поворота мыслей у Зойки упало настроение. Еще поднимаясь по лестнице, услышала пронзительный Машкин визг.

- Ну, все, счас я им всыплю, - снова завелась Зойка. - Кирюха опять Машку воспитывает, сопляк.

Открыла дверь и сразу увидела - гости пожаловали, золовушка со своим сожителем. - Вот тебе и чудо, - бормотнула под нос и вдохнула поглубже. Лопни, Зойка, но держи фасон.

Разулыбалась, руки развела - само гостеприимство. Кирилл выглянул из своей комнаты, увидел выражение лица матери и, скривившись, захлопнул дверь. Зорким глазом Зойка отметила все и мстительно подумала " ладно-ладно, я те уши еще пооборву, не посмотрю, что усы уже растут ".

- Ну, наконец-то, в кои веки, каким ветром к нам? - расцеловавшись с золовкой, сунулась поцеловаться с ее Вадиком, а он, пень, только головой кивнул, промычал что-то, не разжимая губ. "Тьфу, - сплюнула мысленно Зойка, - родственничек". А вслух продолжала:

- Ну, гости дорогие, чем угощать будете? - и захохотала.

- Ой, да мы на минутку, - засуетилась Арина. - Вот, заехали - с Рождеством поздравить. А Коля, что ж, не приехал, что ли? Может, случилось чего?

- Черт его не возьмет, твоего Колю, - неожиданно зло отрезала Зойка.

Арина растерялась, оглянулась на Вадика, а он равнодушно смотрел, слушал, и видно было, что ровным счетом наплевать ему и на Колю, и на Зойку, и на Арину.

- Мы вот на минуту, с Рождеством вот, - лепетала Арина, но Зойка уже пожалела, что так резанула ее, сестра все-таки, переживает за брата.

- Ну да, на минуту. А следующий раз на похороны, что ли? - Зойка говорила машинально, не думая, каждый раз при встречах они говорили друг другу ненужные дежурные слова, почти всегда одни и те же. Вдруг так захотелось плюнуть на все и хоть раз сказать то, что думала.

- Мам, смотри, чего теть Арина привезла, - Машка выскочила из комнаты с большой шоколадкой в руке.

Нет, не хватило пороху Зойке, и все покатилось по старой колее.

- Ну, зачем ты тратилась? Шоколада что ли они не видали, - притворно ворчала Зойка. "Одну на двоих привезла, вот разорилась, то-то дети ссорятся теперь".

- Ну, не с пустыми же руками.

"Ничего себе, не с пустыми ", - заводила себя Зойка внутри.

Пока шли все эти разговоры, и вслух, и про себя, Зойка достала "заначку", что припрятала к празднику: бутылку "Монастырской", палочку сухой колбасы, банку растворимого кофе, коробку "Ассорти", достала домашних огурчиков. Вадик, увидев бутылку, ожил и даже что-то выдавил одобрительное.

Но пока накрывали на стол, говорили о чем-то с Ариной, мололи какую-то бабью чепуху, мужикам косточки намывали, своим и чужим, по родственникам прошлись, внутри у Зойки не переставал дрожать холодноватый пузырек ожидания.

За столом больше молчали. Вадик быстро прикончил бутылку и, сразу утратив интерес к столу и к разговору, отвалился к телевизору. Женщины убрали посуду и ушли на кухню, извечный бабий клуб. Кирилл сунул голову в зал, глянул на Вадима, фыркнул и опять ушел в свою комнату, долговязый, неуклюжий, слышно было - музыку включил погромче. Вадима он не мог терпеть и за родственника не считал. "Таких родственников из рогатки надо убивать", - заявил однажды. Тетку жалеет. Мальчишка, что он понимает. Каково бабе одной-то! Зойка вдруг словно другими глазами увидела золовку. Несчастная баба. То ли мужняя, то ли нет. И детишек Бог не дал. А, может, и слава Богу, что не дал. Вадик - скупердяй, каких свет не видел. Надо же, на шоколадку раскошелился! Зато выпить и пожрать - будь здоров!

- Зой, ты чего? - Арина дернула за рукав, тревожно заглядывая в глаза.

- А чего? - откликнулась Зойка.

- Да ты не слушаешь меня, что ли?

- Слушаю я, слушаю, - соврала, изо всех сил стараясь изобразить на лице интерес.

- Так я говорю, ходят, кушать просят, вроде как беженцы, а кто их знает, чего ходят, мож, высматривают, а потом и грабанут.

- Ну да, беженцы, мать их! Накормишь их всех! Шли бы работать, коли есть хотят. Вон у меня в бригаде одни пьянюги. Кого хошь возьму, хоть и беженца, лишь бы работал, - обозлилась вдруг Зойка.

- Мам, а, мам, - встряла Машка, делая большие глаза. - А сегодня бабка Ивановна во дворе говорила, что на Рождество Христос по земле ходит, в двери стучит, и ангелы тоже. И кто их в дом пустит и накормит, тому счастье. Это правда, а?

- Ангелы, как же! Где они теперь, ангелы-то? - внезапно остыв, пробормотала Зойка.

Из зала донесся могучий храп.

- Ой, - подскочила Арина, - засиделись мы. Пора и честь знать.

- Кто засиделся, а кто и залежался, - вяло пошутила Зойка. Она прислушивалась к себе, к тому, что дрожало внутри, будто вот-вот лопнет этот холодный пузырек и хлынет. что?

Она не была набожной, и про Рождество знала с пятого на десятое, уставшая, замотанная, нестарая еще женщина, тертая-перетертая в водоворотах послеперестроечной жизни, ни скупая, ни щедрая, в вечной нужде, с одной только мыслью: где бы перехватить, перезанять, чтобы продержаться на плаву, так и не приспособившаяся к американским горкам рыночной экономики российского образца. Когда-то Новый год был, дед Мороз, теперь вот Рождество, Санта Клаус. Завтра еще чего выдумают, успевай только праздновать, были бы деньги. Но слова дочери о Христе, стучащем в дверь, что-то ворохнули в ней, полузабытое, волнующее и. родное. Где-то уже слышала она такие слова, на музыку похожие, не то во сне, не то бабушка ее, уж лет двадцать, как покойная, когда-то в детстве читала ей такую сказку.

В зале Арина тормошила разомлевшего Вадима, а Зоя стояла, как в полусне, в узком коридорчике между кухней и прихожей и ждала чего-то. чего?

Звонок взвизгнул так громко, что она аж подскочила. И словно лопнул тот пузырек внутри, незнакомый холодок разлился по телу. Зойка открыла дверь. За порогом стояли двое. Щуплый, похожий на подростка, мужчина, смуглый, видно - нерусский, и мальчик лет шести.

Женщина мельком глянула на мужчину, перевела взгляд на мальчика и уже не могла оторваться от черных, усталых, совсем недетских его глаз.

- Тетя, дайте хлеба, пожалуйста, - хриплым, без всякого выражения, голосом проговорил мальчик.

Зойка стояла и молча смотрела на этих странных пришельцев несколько долгих секунд. Мужчина заговорил с ней, коверкая русские слова:

- Бьеженци ми, с Туркмении. Поделись, чем можеш, хазайка. Ми в общей жьизнь живу, триццть четири чиловейк в один комнат. Работать не берут, кушат нечим.

Что-то булькнуло в горле у Зойки, она не могла сказать ни слова и не могла отвести взгляда от глаз мальчика, смотревших, казалось, прямо в душу.

Мужчина, не дождавшись ответа, разочарованно протянул:

- Исфини, хазайка, - и взял мальчика за руку.

Зойка, вдруг разом опомнившись, шагнула за порог, схватила ребенка за свободную руку, а мужчину за плечо.

- Куда вы? Стой. Заходите.

Они с готовностью перешагнули порог. Одежда их явно была не по сезону, какие-то куцые курточки на рыбьем меху.

- Слышь, хазайка, мошно мальчику чай горяший, а? Замерз.

- Счас я, счас. Идите сюда. - Зойка проскочила мимо Арины, выглянувшей из зала, рванулась на кухню. - Господи, все же съели. Принесла нелегкая родственничков. Чем же покормить-то, Господи, - металась она по кухне, хлопала холодильником, шкафами. Беженцы нерешительно вошли в кухню, остановились у двери.

- Садитесь за стол, - скомандовала Зойка, с облегчением вспомнив про колбасу и яйца, что купила после работы. - Сейчас я вам горяченького, - она говорила больше себе, чем им, лишь бы не молчать.

Мальчик не сказал ни слова, снял шапку и сел к столу. Мужчина потоптался смущенно и тоже сел. Зоя нарезала хлеб, поставила тарелку на стол, сунула скорее сковороду на огонь, порезала наспех колбасу, разбила яйца. Повернулась к столу подать гостям тарелки и словно острая игла вошла ей в сердце. Малыш нес ко рту кусочек хлеба, держа другую руку лодочкой под хлебом, чтобы не упало ни крошки. Мужчина смотрел на хлеб, не решаясь взять кусок, и в реденькой поросли его усов блестела прозрачная слезинка. У Зойки застучало в висках, она отвернулась к плите, подавив рыдания, долго глотала липкую слюну. "Господи, сколько ж они не ели! Как в блокаду в Ленинграде. " - почему-то подумалось вдруг.

Потом нарочито громко скомандовала: - Налетай! - раскладывая горячую яичницу по тарелкам, разливая в чашки горячий чай.

Пока они ели, Зойка не решалась посмотреть в их сторону. Проворно собрала в сверток остатки колбасы, достала непочатую буханку хлеба, сунула все это в пластиковый пакет с легкомысленной красоткой на одной стороне и замысловатой заморской надписью на другой, не глядя, вынула из шкафа кульки с сахаром, крупой, мукой, на черный день припасенные (уж куда чернее, мелькнула мысль), выгребла содержимое кошелька, отправила в тот же пакет под неодобрительным взглядом золовки.

Когда она обернулась, наконец, к своим нежданным гостям, с едой было уже покончено, они просто сидели, как сидят те, кому долго еще идти, пользуясь короткой передышкой. Зойка рта не успела раскрыть, как мужчина встал поспешно и поклонился ей.

- Спасибо, хазайка, пора нам.

Мальчик тоже встал, надел шапку, тихо и хрипло сказал "спасибо" и пошел к двери.

Зойка сунула на ходу сумку мужчине в руки, поморщившись на его поклон, и вдруг рванулась следом за мальчиком:

- Подожди! - Забежала в зал, схватила со стола золовкин гостинец - шоколадку - дочка обиженно надулась, но мать отмахнулась, молчи, мол, выскочила снова в прихожую.

- Подожди, - голос ее внезапно сел. - У нас Рождество сегодня, праздник, Христос родился, ну, понимаешь, Бог. У нас подарки. - Она говорила быстрым полушепотом, - это тебе подарок, возьми.

Большие неулыбчивые черные глаза смотрели, казалось, в самую глубину ее сердца, глаза всех голодных детей мира.

- Спасибо, тетя, - простужено сказал малыш, взяв подарок. Он повернулся и вышел за своим спутником. Зойка опустошенно смотрела им вслед. Вдруг мужчина обернулся. Просто глядя в глаза женщины, он сказал безо всякого акцента, на хорошем русском:

- Спасибо, сестра. Бог у нас один. - Повернулся и пошел по лестнице.

Зойка медленно закрыла дверь, медленно, словно все ее силы выключились щелчком дверного замка, прислонилась к ней спиной. Только теперь она увидела, что на нее смотрят четыре пары изумленных глаз. Арина с почти протрезвевшим Вадимом стояли в коридоре, взявшись за руки, как молодожены, из зала высунулась любопытная Машка, Кирилл подпирал притолоку в двери своей комнаты. Все молчали.

- Мама, - громким шепотом спросила вдруг Машка, делая большие глаза, - это ангелы?

Зойка вся затряслась, сползая на пол, и вдруг, словно подхваченная неизвестной силой, рванула дверь, полетела вниз по лестнице.

- Господи, Господи, - шептали дрожащие губы, - Господи.

Одним духом проскочила три пролета, хлопнула дверью подъезда, остановилась.

.Снег сыпал и сыпал, в вечернем сумраке колыхался все тот же кружевной занавес, и ни единого следа не было видно на пышном белом ковре.

И неожиданная радость, радость прикосновения к чуду, наполнила Зойку уже знакомым холодком, по щекам ее потекли тихие, счастливые слезы. Она ловила губами снежинки и улыбалась.

Во дни царя Ирода в убогих яслях близ Вифлеема родился Спаситель Мира - Христос. В небе вдруг загорелась громадная, доселе невиданная звезда. Она сияла ярким, блистательным светом и медленно, но постоянно двигалась в одну сторону - туда, где находилась Еврейская земля.

Звездочеты или, как их называли, волхвы обратили внимание на новое светило. По их мнению, это было знамение Божие, что где-то родился давно предсказанный в еврейских книгах великий Царь - Избавитель людей, Учитель новой и праведной жизни.

Некоторые из волхвов, особенно тосковавшие по Божьей правде на земле и о том, что в людях так сильно беззаконие, решили отправиться на поиски рожденного Царя, чтобы поклониться и послужить Ему. Где, как и что искать - они не знали. Возможно, им предстоял долгий путь (а дороги в ту пору были опасными), и они решили, что им всем необходимо собраться в одном месте и оттуда общим караваном отправиться на поиски Царя Истины, Правды и Добра.

Вместе с другими на поклонение стал собираться и персидский ученый, мудрец Артабан. Он продал свое имение - богатый дом - в столице и на вырученные деньги купил три драгоценных камня: сапфир, рубин и жемчужину.

Громадной цены были эти камни. Целое сокровище было заплачено за них, но и красота их была на редкость: один сиял как частица неба в ясную звездную ночь, другой горел ярче пурпурной горы при восходе солнца, а третий своим сияньем превосходил белизну снежной горы.

Все это вместе с сердцем, полным самой горячей любви, думал сложить Артабан у ног рожденного Царя. В последний раз собрал он в своем бывшем доме знакомых и друзей, простился с ними и отправился в путь.

До места сбора нужно было ехать несколько дней, но Артабан не боялся опоздать - время он высчитал точно. Конь под ним - добрый, и каждый день он проезжал необходимое расстояние.

В последние сутки оставалось ехать несколько десятков верст, и Артабан решил ехать всю ночь, чтобы засветло прибыть к назначенному месту. Ночной ветерок веял прохладой, а над головой в бесконечной черной дали небосклона, как яркая лампада перед престолом Бога, горела новая звезда. "Вот он, знак Божий", - говорил Артабан, не сводя глаз со звезды. - "Великий Царь грядет к нам на землю, и я скоро увижу Тебя, Господи, чтобы поклониться и послужить Тебе".

"Быстрее, мой друг, прибавь еще шагу!" - подбадривал он коня, и верный конь поддавал ходу. Громко и часто стучали его копыта по дороге среди пальмового леса.

Мрак начинал редеть, слышалось пение просыпающихся птиц. Чувствовалась близость утра.

Вдруг конь остановился, захрапел, начал пятиться назад. Артабан пристально вгляделся в дорогу и у самых ног лошади увидел распростертого человека. Он слез с лошади и подошел к лежащему. Это был еврей, измученный и обессиленный страшными припадками свирепствовавшей в тех местах лихорадки. На первый взгляд его можно было принять за мертвого, если бы не едва слышный стон, который изредка вырывался из запекшихся уст больного.

Артабан задумался: что делать? Ехать дальше, оставив больного - не позволяла совесть, опоздать к условленному часу - уедут без него... "Еду!" - решил он и даже занес ногу в стремя, но больной, словно чуя, что его покидают, застонал так тяжко, что стон проник в самое сердце волхва. "Боже милостивый!" - промолвил он. - "Ты знаешь, что я ищу Тебя, но я не могу проехать мимо больного, я должен помочь несчастному еврею". И он подошел к больному, развязал его одежды, принес из ближнего ручья холодной воды, освежил запекшиеся уста и грудь. Затем из сумки, привязанной к седлу, достал какие-то лекарства, подмешал к вину и влил в рот еврею. И так долгие часы он провел с ним. Солнце высоко поднялось над лесом, время близилось к полудню. Наконец, еврей встал на ноги. Он не знал, как благодарить доброго незнакомца. "Кто ты?" - молвил он. - "За кого я и моя семья будем благодарить Бога до конца наших дней? Куда ты направляешься и отчего твое лицо так печально? Какое горе смущает тебя?".

Артабан с грустью поведал, кто он, куда едет, и что, наверное, теперь опоздал и не придется ему увидеть Великого Царя.

"Не грусти, благодетель", - сказал еврей, и лице его озарилось при этом радостью. - "Я, хоть и немного, но могу помочь тебе: в моих священных книгах написано, что обещанный от Бога Царь должен родиться в Иудейском городе Вифлееме. Поезжай туда и, если Мессия родился, ты найдешь Его там". Еврей еще раз поблагодарил Артабана, простился с ним и отправился своей дорогой.

Одному нечего было и думать ехать через пустыню. Нужно было снарядить караван, нанять для охраны слуг, запастись провизией и водой. Пришлось один камень продать. Но Артабан не унывал: осталось еще два драгоценных камня, лишь бы успеть к Царю, и он усиленно торопил слуг.

...Вот, наконец, и Вифлеем. Измученный, запыленный, но счастливый и веселый подъезжает он к первому домику. Артабан входит в дом и засыпает хозяйку вопросами: "Не было ли здесь незнакомых чужестранцев, к кому они обращались и где они теперь?".

Хозяйка - молодая женщина, кормившая ребенка грудью, вначале было смутилась видом незнакомца, но затем пришла в себя и рассказала, что несколько дней тому назад были здесь чужестранцы, искали Марию из Назарета, принесли ее Младенцу богатые дары. Где они теперь, неизвестно. А в эту ночь скрылись Мария с Иосифом и Младенцем. В народе говорят, что они ушли в Египет, потому что Иосифу во сне явился Ангел Господень и повелел ему удалиться отсюда.

Пока она рассказывала это, ребенок на ее руках уснул, и счастливая улыбка сияла на его прекрасном, невинном личике. Не успел Артабан еще и обдумать, что делать, как на улице поднялся шум, раздался лязг оружия, надрывающий душу женский плачь. Подбежав к окну, он увидел полураздетых, простоволосых женщин, бежавших кто куда с криками: "Спасите! Спасите! Солдаты Ирода избивают наших детей!".

Лицо женщины побелело, глаза расширились от ужаса, она прижала к себе спящего крошку и смогла промолвить только несколько слов: "Спаси, спаси ребенка и Бог спасет тебя!".

Артабан бросился к двери, но там уже стояли солдаты, испачканные кровью невинных младенцев. Артабан быстро выхватил из-за пазухи мешочек, в котором хранились драгоценные камни, вынул один из них и, подав начальнику отряда, сказал: "На, вот тебе, возьми и иди, оставь женщину в покое". Тот, от роду не видевший такой драгоценности, жадно схватил камень и быстро увел воинов в другое место продолжать свое страшное, кровавое дело. Женщина упала на колени перед Артабаном и голосом, преисполненным благодарности, сказала: "Да благословит тебя Господь за моего ребенка! Ты ищешь Царя Истины, Правды и Добра - да восстанет перед тобою Его лик и да воззрит Он на тебя с такой любовью, с какою я ныне смотрю на тебя!".

Артабан бережно поднял ее за руку, и слезы не то радости, не то грусти текли по его щекам. "Боже истинный," - молвил он, - "Прости меня! Ради этой женщины и ее ребенка отдал я предназначающийся Тебе камень! Увижу ли я когда-нибудь Твой лик? И здесь я опоздал! Пойду за тобою и в Египет". И долго скитался Артабан из страны в страну, ища Царя Истины, Правды и Добра, и не находил Его. Последнюю свою драгоценность - жемчужину - он бережно хранил у себя на груди, желая хотя бы ее преподнести в дар великому Царю. От продажи первого камня у него еще оставались средства, и он помогал бедным, лечил больных, опекал сирот, и за этими трудами годы уходили незаметно.

Прошло тридцать с лишним лет. Стан Артабана сгорбился, волосы побелели, глаза померкли, руки и ноги ослабли, а в сердце по-прежнему горела любовь к Тому, Кого он отыскивал с давних пор.

Но вот однажды услышал престарелый волхв, что в Иудее появился великий Посланник Божий и творит чудные дела: больных исцеляет, мертвых воскрешает, отверженных грешников и отчаянных злодеев делает святыми. Радостно забилось его сердце: "Вот теперь я увижу Тебя, Господи, чтобы поклониться и послужить Тебе". И поспешил Артабан в Иудею.

С толпами паломников достигает он священного города, входит на улицы его и видит какое-то движение. Людской поток течет беспрерывно, все бегут, обгоняют друг друга.

"Куда это спешат люди?" - спрашивает Артабан. "На Голгофу!" - отвечают ему прохожие. - "Там сегодня распинают Иисуса из Назарета. Он называл себя Сыном Божиим, Царем Иудейским".

Упал Артабан и горько зарыдал: "Опять опоздал! И не пришлось мне увидеть Тебя и послужить Тебе! А, впрочем, может быть еще не совсем поздно? Пойду я за Ним и на Голгофу, предложу Его мучителям драгоценную жемчужину - может быть, сжалятся над Ним и возвратят Ему жизнь и свободу. И, как мог, он поспешил за толпою. На одном из перекрестков ему встретились воины, которые вели в тюрьму девушку. Она увидела Артабана и, по одежде узнав в нем перса, взмолилась: "Я с тобой из одной страны, мой отец приехал сюда, заболел и умер. И вот теперь за долги отца меня хотят продать в рабство, обречь на позор! Молю - спаси!".

Задрожал старый волхв. Прежняя борьба, как на дороге, среди пальмовой рощи, и в Вифлееме, при избиении младенцев, вспыхнула в его сердце: "Что делать?" - думал он, - "Сохранить камень для великого Царя или отдать в помощь бедной девушке?". Любовь и жалость победили, взяли верх: "На, вот тебе выкуп, моя дочь! Тридцать лет я берег это сокровище для великого Царя, но, видно, я не достоин преподнести Ему его".

Пока он говорил это, небо заволокло тучами, тяжелая тьма облекла землю, молния прорезала небо от края до края, загремел гром, задрожали дома, посыпались камни. Тяжелая черепица, слетев с одной из крыш, попала на седую голову Артабана. Он упал, как подкошенный, и лежал, истекая кровью. Девушка наклонилась, чтобы ему помочь, и услышала, как он тихим голосом говорил: "Господи, и когда же я видел Тебя голодным, и когда же я видел Тебя жаждущим и напоил? И когда же я видел Тебя странником и принял? Тридцать лет я блуждал из этой страны в страну, отыскивая Тебя, и не мог найти".

Старик умолк. Подул легкий ветерок, ласково шевеля волосы умирающего. И как бы на крыльях ветерка, откуда-то с выси донесся нежный, ласковый голос: "Истинно, истинно говорю тебе: что ты сделал ближним своим, ты Мне сделал". Лицо умирающего преобразилось, он благодарно поднял глаза к небу, облегченно вздохнул и навеки почил.

Кончились долгие странствования старого волхва. Нашел Артабан Спасителя, и, наконец, были приняты его дары.